Обухов Сергей Павлович,
кандидат экономических наук,
заместитель директора Центра исследований политической
культуры России
В современной российской истории институт
прямого народного представительства играл роль своеобразного
«жучка» на перегоревшей от чрезмерного социального напряжения
«пробке» - политической системе. Причем мало кто обращает
внимание, что к «услугам» референдумной легитимации своих
действий, решений политические силы прибегали в условиях,
когда не срабатывал механизм представительной демократии,
парламентаризма.
Возьмем часто вспоминаемый референдум 1991 года о судьбе
Союза СССР и подзабытый референдум РСФСР об учреждении
параллельного президентского поста в Российской Федерации.
Идея союзного референдума воплотилась в жизнь, когда только
что созданная на уровне Союза ССР новая система народного
представительства оказалась во многом дискредитированной,
как не выполнившая завышенные социальные ожидания.
Исследования того времени свидетельствовали о формировании
огромных позитивных ожиданий у населения в отношении представительных
органов власти. Так, в 1989 году почти половина опрошенных
граждан была уверена в том, что для России лучше всего
подходит форма государственности, где ведущую роль играет
народное представительство. Причем это либо обновленная
система Советов (16,9 процента мнений), либо собственно
парламентская республика (33,1 процента мнений). В то
время как за президентскую республику стояло 36,6 процентов
наших сограждан. Однако уже по завершении самого съезда
народных депутатов СССР в общественном мнении наметился
определенный диссонанс. Так, полностью удовлетворенными
ходом и итогами первого съезда считало себя только 4,2
процента опрошенных избирателей. Частично удовлетворенными
- треть. В тоже время почти половина выказывала частичное
и полное неудовлетворение. Причем каждый четвертый опрошенный
заявлял, что чувствует себя обманутым в своих надеждах
и ожидания после завершения работы Съезда.
В итоге, уже к концу 1989 года в общественном мнении,
пока ему не был предложен в качестве модели лучшего защитника
интересов российский парламент во главе с Б.Ельциным,
большие надежды на лучшее воплощались в институте референдума.
Именно референдум в народном восприятии должен был играть,
по мнению 47,9 процентов граждан, в нашем обществе «главную
руководящую роль». Это почти в полтора раза по престижу
выше, чем тогда оценивался институт Съезда народных депутатов
СССР.
С формально-правовой точки зрения референдум о сохранении
Союза не был нужен, так как Верховный Совет СССР принимал
необходимые законодательные акты по этой проблеме. Но
к началу 1991 года в союзных республиках были избраны
новые, зачастую по политическому составу оппозиционные
к КПСС, представительные органы власти. Их легитимность
оказалась в глазах населения выше, чем у союзного Верховного
Совета. Поэтому и союзная власть решила подкрепиться волей
народа через референдум, который в ряде республик был
просто запрещен и бойкотирован. Но, как показало развитие
событий, даже столь однозначно выраженная за Союз воля
народа была проигнорирована. Ведь в пику союзному были
проведены всевозможные республиканские референдумы.
В РСФСР новое «реформаторское» и «демократическое» руководство
во главе с Б.Ельциным и Р.Хасбулатовым, дабы преодолеть
сопротивление коммунистической оппозиции среди депутатов
российского съезда народных депутатов, организовало параллельный
референдум о президентстве в РСФСР, который был интерпретирован
как одобрение народом политики Б.Ельцина. И уже опираясь
на референдумную легитимность, президент Ельцин смело
таранил Союз, союзное руководство, союзный парламент.
В этом же ряду и всевозможные референдумы о суверенитете
в различных республиках – от прибалтийских до Украины,
где итоги голосования интерпретировались как согласие
народа на выход из состава Союза ССР. Заметим, нигде –
ни на Украине, ни в Грузии, Армении, Латвии, Эстонии,
Литве – не было прямой постановки вопроса о выходе из
состава Союза. Но в борьбе за интерпретацию итогов народного
волеизъявления по некоему «суверенитету» побеждали деструктивные
силы, получившие к тому времени полный контроль над средствами
производства информации. В итоге с помощью понятийных
манипуляций (типа «суверенитет», «независимость») на республиканских
рефрендумах гасилась и нивелировалась ясно выраженная
воля народа на сохранение Союза.
Особенно это наглядно проявилось на Украине, когда в течение
полугода на референдумах народ проголосовал за Союз, а
чуть позднее – за некий суверенитет, который был истолкован
как основание для выхода из состава Союза ССР.
Как известно, понятия, описывающие институт прямого народного
волеизъявления – плебисцит и референдум – исходят из латинских
определений. Плебисцит – от plebs -«простой народ» и scitum
– «решение», «постановление». А референдум - от referendum
– «то, что должно быть сообщено». Как показал опыт первых
лет постсоветской истории, «то, что должно быть сообщено»,
«решение» или «постановление» «простого народа» изначально
были расплывчаты, аморфны, многозначны. И их истолковали
в свою пользу те силы, которые обладали в тот момент политическим
доминированием, завоевали морально-политическую гегемонию.
Кстати, также было и во время апрельского референдума
1993 года, когда на пресловутые вопросы об одобрении досрочного
прекращения полномочий депутатов и президента, были получены
взаимоисключающие ответы: народ одобрил шокотерапию Гайдара,
но отказался досрочно распускать депутатов, воспротивившихся
этому курсу. Однако в борьбе интерпретаций опять победил
Б.Ельцин, что и послужило прологом к октябрю 1993 года.
Поэтому можно утверждать, что сам по себе институт референдума
– это не самоцель, не способ выявления народной воли,
а всего лишь один из инструментов политической борьбы,
схватки за морально-политическое доминирование в обществе
тех или иных сил. К нему прибегали и будут прибегать в
острокризисных ситуациях. Но к однозначному выявлению
воли народа институт референдума, судя по практике последних
десяти-двенадцати лет, имеет довольно отдаленное отношение.
Все опять решают интерпретации и способность тех или иных
сил навязать свое прочтение итогов народного волеизъявления.
В этом и причина поражения КПРФ в ее кампании за референдум
по четырем ключевым вопросам развития страны, – за смену
социально-экономического курса. КПРФ, судя по всему, подошла
к организации референдума как к чисто технической акции,
не оперевшись на массовое прямое действие снизу. В итоге
коммунисты оказались по этому вопросу переиграны властью
чисто техническим, аппаратным способом.
Вместе с тем, победа власти над КПРФ в вопросе о референдуме
– это пиррова победа. Никто и юридически ничто не мешает
провести этот референдум после федеральных кампаний 2003-2004
годов. И тогда вне зависимости исхода выборов однозначно
позитивно прогнозируемые итоги голосования могут стать
новым подтверждением морально-политического доминирования
идей нового социально-экономического курса, декларируемого
КПРФ. Они могут послужить основанием для решительных действий
против олигархов, к скорейшему разрешению острейших социальных
проблем. Но опять же все упрется в проблему интерпретации
итогов волеизъявления, способность компартии опереться
на массовые действия снизу.
В общем, как и любой «жучок», институт референдума может
привести либо к восстановлению нормального функционирования
«перегоревшей» политсистемы, либо к возгоранию, взрыву,
пожару во всем доме – стране.
27
июня 2003
